Нет ничего, кроме пользы, в том, чтобы
ты создал свою собственную манеру.
Ченнино Ченнини

«Живописная эстетика автора построена на строгой палитре, приоритете композиционного начала, переосмыслении натурных впечатлений и переноса их на язык философско-медитативных образов». Предельно точно, ясно, осмысленно Кирилл Опухлый не только формулирует, но, главное, реализует в своем творчестве эти художественные категории. В экспозиции выставки в галерее «Вересов» он представляет работы, выполненные в жанрах «пейзаж» и «натюрморт». Прежде чем перейти к критическому разбору творчества художника, считаю своим профессиональным долгом начать с разговора о «живописной эстетике» (это своего рода замкóвый камень творчества Кирилла Опухлого).

Истинно прекрасное покоится на строжайшей определенности, на точнейшем выделении, на высокой внутренней необходимости; нужно только, чтобы эта определенность была результатом собственных поисков, а не навязывалась извне. Высшая закономерность должна быть налицо, но она должна быть естественной. При таких условиях произведение получается поистине прекрасным, ибо оно не навязывает свей законосообразности, обращается не исключительно к рассудку, но говорит с гармоническим целым человека, как природа с природой. (Кант в своей книге «Критика способности суждения» выставляет положение, необычайно плодотворное: «Природа прекрасна, когда имеет вид искусства; искусство прекрасно, когда имеет вид природы».) Художник повинуется идеалу, хранимому в груди, не заботясь о том, следуют ли за ним или отстают. Отстанут многие, ибо, как ни трудно найти мыслящих людей, бесконечно труднее найти людей, мыслящих художественно. И потому, по самому существу дела, такой художник разойдется как с теми, умственная жизнь которых ограничивается лишь образами и впечатлениями (ибо он обременяет их непосильной работой мышления), так и с теми, которые умеют только мыслить (ибо он требует от них того, что для них просто невозможно: создания живой картины). Автор требует от своего зрителя известной целостности и подготовки, поскольку он одновременно обращается и к рассудку, и к чувствам зрителя.

Художник не творит действительность, то, что он производит, есть искусство, а не действительность. Он подражает и воспроизводит, но он раньше философа утверждает действительность потому, что впереди всякого познания идет созерцание. В связи с этим говорят об особой наблюдательности художника. Что под этим разуметь? Художник видит больше? Нет, он видит меньше, потому что он видит избирательно: не все, что видишь, художественно. Он видит острее? Это и значит – меньше: только то, что ему кажется выразительным. Разница между зрением художника и обыкновенным зрением не количественная, а качественная. Зрение художника – лучший вид зрения.

Такова и художественная  оптика Опухлого. На мой вопрос, что такое эстетика, он, не задумываясь, ответил: «отбор». 

Пейзажи Кирилла Опухлого – это поэмы созерцания, это кладези молчания, порожденные внутренней сосредоточенностью. Первое, что поражает в этих работах, – это огромная важность пространства. Пространство делится горизонтальными линиями, что создает эстетический эффект ближнего и дальнего зрения; и постепенно начинаешь видеть – я чуть не сказал «слышать», – как рождается некая горизонтальная мелодия, которая подобна напеву флейты виртуоза, подобна долгой скрипичной ноте. Все линии и поверхности являются участниками одного геометрического концерта. Эстетика автора – эстетика самой природы, постигаемой скорее интеллектуальным, чем эмоциональным путем. Его любовь к форме, монументальность его композиций внушены четкими планами, твердой определенностью. Он строит и комбинирует пейзажи, как архитектор. Он уравновешивает, организует хаос внешнего мира в одну гармонию красок и объемов. Источник вдохновения и гармонии – сам художник; вспоминается Заболоцкий: «я не ищу гармонии в природе». Художественная убедительность мастера, эта нерушимая крепость его пейзажных построений основана на той любовности, с которой  он изучает такие обычные, но родные ему домики-кубики провинциального города. Гармония достигается здесь не синтезом воздушных нюансов, а синтезом линейных форм, оркестрацией красочных созвучий и диссонансов. Линии, параллельные горизонту, дают ощущение шири. Линии, перпендикулярные к нему, дают глубину. Пространственная система его работ – далевой пейзаж. Важна именно удаленность мотива. Найдя и зафиксировав глубинный эффект, художник начинает двигаться к переднему плану. Он изгнал из своей палитры всякое легкомыслие, оставив на ней почти исключительно белое, черное и оттенки коричневого и зеленого. Свет служит для него таким же средством завоевания пространства, как перспектива или ракурс. С помощью света он моделирует предметы, распределяя глубину пространства. Его свет, прежде всего холодный, лишенный всякого тепла, всякой вибрации, леденит атмосферу, а не согревает ее, как свет в северной живописи. Художник умеет передать саму субстанцию времени, не останавливая его течения; его искусство не столько преображает природу, сколько поглощает ее, исподволь пропитываясь ею. В его реальности есть особый элемент – тишина. Поэтому зрителю надо напрягать не только зрение, но и слух, ибо зрение есть орган активного одобрения, интеллектуального приобретательства, в то время как слух – орган восприимчивости. С большой полнотой мастер выразил эту субстанцию в работе «Тишина», о которой можно сказать словами Поля Клоделя: «глаз слушает». В медитативное созерцание камерного и одновременно безграничного пространства вовлекается внимательный зритель, становясь соучастником творческого акта («Зимнее солнце», «Огни», «Рассвет»).

Искусство Кирилла Опухлого – результат осознанного выбора. И этот выбор, как мы видим, вовсе не равнозначен культу, исследованию, подробной описи действительности ради нее самой. Художник просто берет у нее мотивы и заимствует композиционные элементы. Он берет у нее только то, что ему годится.

Натюрморт позволяет художнику создать своего рода модель личного мироотношения. Комбинация предметов, их отношения друг с другом и со зрителем  в предельно лаконичной форме передают самоощущение художника в мире. Нет сомнений, что Кирилл Опухлый строит свое художественное мировоззрение на крепком фундаменте прочных знаний, добытых предшествующими эпохами. Выбор предметов в его натюрмортах не случаен: растения, книги, бумага, перья, железные предметы, сосуды. Художник считает, что нужно передавать не вещь саму по себе, но свое впечатление от вещи, свой эквивалент ее – не то, что есть (и что, в конце концов, непознаваемо), но то, что по его мнению является сутью. В его натюрмортах звучит трудно определяемая словами интимная доверительная интонация («Неотправленное письмо»). Поражает их удивительная продуманность и взвешенность. Мастер стремится выразить взаимодействие формы и пространства, объема и цвета, фактуры и освещения. Для его натюрмортов характерны: устойчивость и одновременно так называемая метафизическая неустойчивость, преходящее и вечное. Гармония может строиться, например, на конфликте тяжести металла и воздушности, подвижности букетика полевых цветов, что создает также аллегорию хрупкости и скоротечности жизни («Гиря», «Старая керосинка»). Работы Опухлого было бы неправильно рассматривать как чисто эстетские упражнения. Художнику свойствен и чисто рационалистический, своего рода объективный подход к вещи. С помощью разной фактуры (гладкой, блестящей или шероховатой) он хочет передать структуру вещи, ощущение материала, из которого она сделана: дерева, керамики, металла, бумаги. Одна из главных задач живописи Кирилла Опухлого сводится к рельефности предмета, по-прежнему моделировка является для него душою живописи. Эту задачу художник решает сдержанностью своего цветового строя. В «Попытке автобиографии» он пишет: «Палитра последних лет посветлела и стала, пожалуй, тонально более выдержанной». Приглушенные тона предметов в натюрмортах на светлом или темном фоне с большой выразительностью выявляют пластическую форму предметов. Этому способствует умелое использование светотени, этой огромной живописной силы, которая в контрасте света и тени рождает форму. Светотень в работах Опухлого имеет какое-то самодавлеющее, волшебное значение («Спрятавшаяся», «Белые бутылки»). Сложные пространственные композиции мастера несут в себе тот особый свет большой культуры, без которой нет искусства и нет ничего возвышенного, отрывающего человека от уныния и погони за призрачным счастьем.

Особо хочу подчеркнуть своеобразие натюрмортов Опухлого. Это выражается, в частности, в подборе предметов. Он глубоко погружен в разные пласты культуры. В своем сознании он создал стройное здание своего искусства. Отсюда логично вытекает художественная линия автора (о ней было сказано выше самим автором). В его художественном сознании органично сочетаются современность и традиции прошлых веков.  Такие работы, как «Натрморт с серпом», «Утюг и гвозди», «Сон Плотника», красноречиво свидетельствуют о современности мышления художника. Традиция голландцев XVII века отражена в таких работах автора, как «Vanitas» и «Веточка граната». (Такие предметы, как книги, свеча (особенно погасшая), были главными действующими лицами в натюрмортах голландцев в типа «Vanitas» (суета сует), то есть в аллегорических композициях на тему преходящего сущего). Тайное взаимодействие предметов проявляется в работе «Перья и железо». Картина «Гвозди, ножницы, бумага» динамична, здесь звучит культурно-ассоциативный контекст. Романтично по своему настроению произведение «Неотправленное письмо». Его можно рассматривать как новеллу, решенную в пластической форме.

Кирилл Опухлый делает нечто родственное тому, что делал Д. Краснопевцев, но иначе, совсем особым образом. В контексте истории искусств обретает особый смысл и родственность, и «инакость». Опухлый – художник другого времени, другого склада и другой исторической ситуации. Пожалуй, самой драгоценной традицией, которую он усвоил, является глубочайшая серьезность отношения к искусству. Искусство для него – «святая святых», и говорить о нем без волнения он не может.

Григорий Климовицкий